Ки-Айкидо как методика личностного роста

Статья из книги: Cross Cultural Perspectives on Means to Personal Growth. Minoru Kiyota and Nihon University, Nihon University Press, 1990, pp. 155–172.

Дэвид Эдвард Шанер (David Edward Shaner), Р. Шэннон Дюваль (R. Shannon Duval)

Как преподаватели, бизнес-консультанты, тренеры, воспитанные в западной культуре, могут выработать собственное профессиональное мнение о методиках индивидуального и организационного развития (яп. сюгё), которые применяются в Японии? Не существует чудесных способов или теорий, позволяющих иностранцу (яп. гайдзин) быстро понять принципы, ценности и поведение успешного японца, владеет/управляет ли он большим или средним бизнесом, обучает молодых, высокомотивированных учеников, тренирует спортсменов или работает с младшими специалистами, стремясь полностью раскрыть их потенциал. Ни короткий курс интенсивного обучения, ни погружение в японскую культуру не могут помочь людям в достаточной мере охватить весь этот комплекс личных и командных стратегий развития. Экономика Японии, как и других промышленно развитых стран, зиждется на усилиях и трудовых обычаях населения. А работники, в свою очередь, придерживаются культурно обусловленной системы ценностей, которая настолько же запутанна, насколько и влиятельна [1].

Популярные исследования японского менеджмента (например, «Теория Z» Оучи [2], «The Art of Japanese Management» Атоса и Паскаля, «Japan as Number One» Фогеля [3]) дают только поверхностное объяснение ценностей и принципов, которые лежат в основе ежедневных деловых решений работников японских корпораций. Неглубокие рассуждения о кружках качества, партисипативном управлении [4] и пожизненном найме приводят к появлению мифов и полуправды. Слепое повторение таких программ без соответствующего понимания культурного и делового контекстов, в которых они выполняются, может вызвать новые проблемы в американских деловых и образовательных учреждениях, действующих из лучших побуждений. Если консультанты, ученые и эксперты в области развития хотят взять на вооружение современные поведенческие и организационные принципы, которые делают японские компании успешными, они должны, во-первых, понять причины исключительной интенсивности труда в Японии, во-вторых, адаптировать эти поведение и принципы к методам, функционально сочетающимся с рабочими привычками и деловым окружением американцев.

Я полагаю, что большинство читателей могут вспомнить ситуацию, когда два оппонента были вынуждены признать принципиальные различия своих методов, предпосылок или убеждений, касающихся сути разговора. В связи с этим приходит на ум первая строка известной, хотя зачастую неверно понимаемой, «Баллады о Востоке и Западе» Редьярда Киплинга, написанной в 1891 году:

О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут…

Кто-то может подумать, что поэт как типичный представитель британского империализма девятнадцатого столетия, обладая немалыми знаниями о Востоке, подчеркивает аксиоматические различия между культурами. Пропасть между ними порой кажется столь глубокой, что никакой опыт и никакие скрупулезные межкультурные и междисциплинарные исследования не могут навести мост, позволяющий эту пропасть перейти. Сначала представляется, что имперская необъективность Киплинга порождает препятствия, которые вполне можно объяснить. Тем не менее, как следует далее из его ярких поэтических строк, Киплинг оказался способен «отодвинуть в сторону» свой культурный багаж и избежать предвзятости. Когда мы ищем общий знаменатель для разных культур и на равных участвуем в разумном диалоге, то есть слушаем и задаем вопросы, которые не подталкивают к готовым ответам, мы оказываемся лицом к лицу с людьми, не слишком отличающимися от нас. Баллада Киплинга учит, что настоящее межличностное и межкультурное понимание возможно, если мы найдем силы отказаться от наших предубеждений.

Для ведения успешного межкультурного диалога требуется создать соответствующий фундамент, который позволит «поступать с другими так же, как вы хотели бы, чтобы поступали с вами» и «любить своего ближнего, как самого себя». Другими словами, ключом к успешному пониманию человеческих ресурсов и проблемы развития является кросс-культурное просвещение. Видя различия культур и прилагая усилия для понимания других обществ и их систем ценностей, мы закладываем базис «просветительской революции», которая сможет преодолеть ограничения стандартной западной системы государственного образования. Когда мы постепенно расширяем учебные планы школ и университетов (не в противовес усилиям Аллана Блума [5]), мы показываем будущим лидерам политики и бизнеса, как разумно действовать в действительно интернациональном обществе [6].

Итак, перед нами стоят следующие вопросы. В каком направлении следует двигаться, чтобы найти ту основу, на которой люди из различных культурных сообществ могли бы включиться в осмысленный диалог? Далее: каким образом использовать эту общую основу, чтобы точно понять значение иных систем этики, логики, коммуникации и развития? Как научиться понимать этот комплекс проблем с позиций местных культурных сообществ, которые мы хотим исследовать? Если мы не способны научиться в достаточной мере понимать тех, кто отделен от нас административными и культурными границами, будет ли эта неспособность означать фундаментальные различия в способе мышления как таковом? Или она будет означать существование множества мнений? Если нам не удается установить межличностные отношения с представителями других культурных сообществ, то нужно ли так изменить эгоцентрические принципы в этике, чтобы они поощряли людей заботиться о других и терпимо относиться к различиям? Общее мнение о том, что межнациональные проблемы организационного развития могут иметь катастрофические последствия в сфере управления и образования, уходит корнями в следующее скрытое соображение: когда индивидуумы, использующие совершенно разные структуры убеждений, пытаются работать вместе, они неизбежно сталкиваются с идеологическими конфликтами и приходят к развалу в организации и коммуникации. В конце концов, организации различаются именно потому, что различаются их основополагающие системы убеждений. Без адекватного понимания того, как построены организации в различных культурах, мы не можем ожидать, что люди, работающие в изолированных друг от друга организациях, смогут выработать общий командный дух и будут вовлечены в какое-либо разумное взаимодействие с теми, кто «марширует под другой барабан». Я убежден, что причина отсутствия осмысленного межкультурного и междисциплинарного диалога заключается в том, что смысл сам по себе не абсолютен. Вернее, он задается эталонными рамками, уникальными для каждого культурного и административного сообщества [7].

Поскольку из последнего утверждения вытекает, что никакая система идей не может иметь смысла in vacuo, мне следует представить первоисточники своих изысканий. Уже более 12 лет я веду борьбу с интерпретационными барьерами, препятствующими межкультурному пониманию. Иммануил Кант и подавляющее большинство буддийских философов, творивших за два тысячелетия до него, предложили ключевую исходную точку. Независимо друг от друга они обнаружили, что разум не является объектом пассивного восприятия в процессе получения знаний. Кант, например, доказывает, что разум — это не tabula rasa Локка, на которой отпечатывается информация, передаваемая чувственными данными. По Канту, разум активен; получение знаний — это совместное действие, управляемое фиксированными внутренними ментальными структурами (трансцедентальными категориями), через которые неизбежно фильтруются и организуются внешние чувственные данные.

Эдмунд Гуссерль (1859–1938), основатель феноменологии, пытался более точно понять особенности таких ментальных структур. Он назвал эти формальные структуры эйдетическими сущностями. В своей предыдущей работе [8] я экспериментировал с применением метода Гуссерля в качестве средства для интерпретации, способного помочь западному культурному сообществу надлежащим образом понять логическое обоснование (эталонные рамки) специфического восточного сообщества. Если произойдет обмен многими смыслами, все представители вида Homo sapiens станут в равной степени обладать некой основой (ментальными структурами). Если идентифицировать эти структуры путем описания их влияния на макроуровне (мной разработаны три модели мысленного опыта [9]), мы сможем опознавать их в нашем мире и затем использовать как «направляющие», или эталонные точки, которые позволят ориентироваться в ценностях и значениях, присущим иностранным моделям опыта.

Чтобы показать такую точку, я создал контекст, в соответствии с которым логическое обоснование ведущих японских буддийских систем логики может быть сделано, если только перестроить с помощью воображения приоритеты читателей согласно моей трехступенчатой иерархии интенциональности [10]. Такой подход помогает демистифицировать кажущиеся иррациональными аспекты японской буддийской философии. Причина, по которой прежние интерпретаторы буддизма считали буддийскую философию иррациональной, состоит в том, что они не обращали должного внимания на аксиоматические основы буддийской логики [11]. Ранние интерпретаторы запутались в объяснениях и были неосторожны в своих предположениях, основанных на аристотелевой логике, поэтому они объявили то, что не поняли, например отношения между телом и сознанием, непостижимым. К сожалению, это заявление иллюстрирует феномен, который я назвал «ложным выводом из первой строки Киплинга». Так как представители вида Homo sapiens являются разумными животными, они стремятся мыслить в соответствии со множеством логических объяснений. Несомненно, довод может быть универсальным для Homo sapiens, но в различных культурах применяется множество противоположных логических объяснений и принципов обоснования с точки зрения моральной правомерности таких важных общекультурных проблем, как, например, ядерные технологии, сохранение биологической изменчивости и контроль за ростом населения [12].

При необходимости для нас детальное изучение японской системы ценностей и убеждений может дополнить современные исследования по организационному развитию. Здесь важны два момента [13]. Во-первых, японская философская и религиозная традиция представляет собой новый ресурс для изучения методик личностного роста вследствие давней приверженности идее интеграции сознания и тела, что является результатом экоцентрического (в отличие от гомоцентрического, эгоцентрического или теоцентрического) мировоззрения. Во-вторых, изучение сосредоточенности японцев на улучшении (яп. сугё) [собственной индивидуальности (личных черт) или Бытия] поможет провести различия между инъюнктивными [14], основанными на правах, теориями ценностей и этикой [ср. с точкой зрения Аристотеля на развитие личности (греч. этос)]. В японской традиции экоцентризм и улучшение — две нити, которые сплетаются в цельную этическую ткань, характеризующуюся самосовершенствованием и чувствительностью индивидуума к другим и природе. Описывая исходные посылки, лежащие в основе экоцентрического мировоззрения японца, и его отношение к персональному развитию, можно заложить фундамент для понимания японской концепции коллективной ответственности по отношению к семье, работе и природе.

При рассмотрении истории японской культуры следует помнить, что Япония — островное государство. Природные барьеры создали колоритную и многообразную историю, для которой характерны сменяющие друг друга волны изоляции и ассимиляции иностранных идей. В области философии Япония унаследовала три разные традиции: 1) буддийскую философию, возникшую в Индии и пришедшую в Японию с различными школами корейского и китайского происхождения, многие из которых находились под сильным влиянием традиционной китайской философии; 2) конфуцианскую философию, берущую начало в Китае и пришедшую в Японию в виде множества неоконфуцианских школ; и, наконец, 3) местную мифологию синто.

Японская культура в первую очередь одноязычная и однорасовая. В различные периоды японской истории люди занимали изоляционистскую позицию и становились невосприимчивыми к иностранным идеям. В более редкие и обычно обусловленные политической необходимостью периоды японцы перенимали новые идеи, такие как письменность, религиозные тексты, различные виды искусств и инструменты, повышающие производительность труда. Однако для того чтобы ассимиляция в Японии произошла, требуется неформальный, но постоянный ритуал утверждения. Действительно, оценить, что может быть адаптировано, а что нет — один из лучших способов понять мировоззрение японцев. Если новая информация не может быть переосмыслена так, чтобы стать идеологически релевантной местным системам убеждений, она воспринимается очень редко. Поэтому я начну свой обзор отношения японцев к развитию (вообще) с добуддийской мифологии синто.

До недавнего времени — за исключением нескольких заметных работ — систематическое изучение раннего периода истории Японии (до распространения письменности, чему способствовал ввоз буддийских текстов) не проводилось. Раньше японская интеллигенция изучала историю более древних цивилизаций, таких как Китай или Индия, чьи богатые традиции в литературе и искусстве предоставляли большие возможности, чем их собственные ограниченные устные традиции и горстка культурных артефактов. В последние десятилетия, однако, ситуация несколько изменилась. Такие ученые, как Ясуо Юаса, создали междисциплинарную область, иногда называемую нихонгаку [от яп. гаку (эквивалент греч. логос) + Япония (нихон) = «Японология»], которая объединяет традиционно самостоятельные академические дисциплины: философию, историю, религиоведение, психологию, антропологию и археологию. В своей работе «Камигами но тандзё» («Рождение Ками») Юаса выдвигает предположение, что ритуальные практики и церемонии были обычным явлением в добуддийской Японии.

Такая ориентация отражает философские взгляды радикального эмпиризма, свойственные раннему буддизму. «Видеть мир неискаженным» напоминает буддийскую метафору относительно истинного ума. Истинный ум, иногда понимаемый как истинный облик, говорится в ней, должен быть как хорошо отполированное зеркало, ясно отражающее все предметы. По-настоящему осознавать природу, ритуал, церемонию и других людей — значит, готовить себя к тому, чтобы быть хорошим «слушателем», так сказать. Ритуальные практики буддизма и синто поэтому можно высоко оценить с точки зрения «очищения» и «полировки» своего Я при подготовке к отношениям с самим собой, другими, природой. Японская философская традиция использует терминологию, которая обозначает эту основную экоцентрическую ориентацию. Например, ва (гармония), сюгё (развитие), дзинэн (естественность), мицу (тесная связь, единство) и ма (интервал) относятся к подготовке себя к отношениям с другими и/или природой. Даже специфические объекты могут стать центром, для развития гармонии [15]. В искусстве каллиграфии, драматическом театре, аранжировке букетов или боевых искусствах вас могут попросить действовать «естественно» (яп. сизэн ни), чтобы научить вас пребывать в единстве с бумагой, кистью, публикой, цветами, противником или даже рынком.

Такие установки способствуют ясности мышления, воспитывают умение слушать, развивают гибкость ума и умение концентрироваться. Подобное поведение специально культивируется (яп. сюгё) на рабочем месте, в классе и художественной деятельности. Действительно, возможно моделировать японские методики персонального развития так, что одно и то же поведение может быть освоено и применено в любом окружении — деловом, организационном или спортивном. Осуществление этой претенциозной задачи, однако, требует развития таких установок, во-первых, для понимания японских принципов единства и, во-вторых, для адаптации изучаемых методик, которые могут быть успешно использованы индивидуумами, стремящимися к дальнейшему развитию.

Объединение сознания и тела и Синсин Тойцу Айкидо ^[16]

Объединение сознания и тела — это состояние, из которого вырастают сила и чистота помыслов. Когда тело и сознание работают согласованно, мы способны лучше оценивать ситуацию и действовать сильно и целостно, максимально используя свой потенциал. Мы убеждаемся, что способны действовать целостно, потому что внимательны и осознаем все, что нас окружает; следовательно, мы чувствительны к нуждам других. Таким образом, можно сделать вывод, что осознание сложностей нашего окружения приводит нас к «очищению» как правильному и продуктивному пути, которым нужно следовать, и в конечном счете подготавливает к позиции лидера. Почему, тем не менее, надо быть способным действовать с бо́льшей силой? Объединение сознания и тела усиливает умственную и физическую тренированность — важные факторы человеческой деятельности. Ниже мы рассмотрим культурные факторы, которые способствовали ослаблению здоровья, применению менее плодотворной концепции сознания и тела, и проиллюстрируем, как эта концепция укрепляется нашей системой образования. Боевое искусство Айкидо и его принципы могут служить средством, которое позволяет продемонстрировать на опыте важность объединения сознания и тела.

Чтобы увеличить чувствительность и умение осознавать и (как следствие) развить собственную способность к действию и продуктивной деятельности, мы сначала должны понять, как жизненный опыт представлен в нашем сознании. Любое жизненное событие включает два аспекта — умственный и физический. К умственному аспекту мы относим такие когнитивные функции, как интеллектуальные способности и воображение. Физический может включать чувственный опыт или физические ощущения. Наше сознание не разделяет эти аспекты жизненного опыта, поэтому мы можем относиться к ним как к единому «сознанию-телу» (яп. синсин).

Единство физического и ментального аспектов жизненного опыта можно проиллюстрировать феноменологически, рассматривая ежедневные переживания. Наша память часто включается одним из пяти чувств. Вид дома, в котором мы выросли, звук любимой песни, запах готовящейся пищи и пр. — все это может вызвать телесные реакции. Мы ерзаем, когда скучаем или нетерпеливо ждем чего-то, краснеем, когда смущаемся, дрожим, когда нервничаем, сутулимся, когда устаем и т. д. Исследование связи между сознанием и телом в живом пререфлективном опыте показывает, что эта связь не опосредованна. Мы познаем мир и живем так, как будто тело и сознание едины.

Если тело и сознание находятся в непосредственной взаимосвязи (сознание-тело), можно сказать, что мы думаем телом, действуем сознанием и наоборот. Сознание-тело обусловливает способ, которым мы действуем, думаем и получаем опыт. Мы не представляем, что сознание — единственный источник решений или намерений. Мы ощущаем «вес» наших решений до того, как формально выполняем их. Мы приходим к решению, пытаясь почувствовать, будет ли предстоящее действие «правильным» или нет. Мы можем даже представить абсурдную ситуацию и испытать отвращение. В любом случае сознание и тело «работают» как одно образование — сознание-тело.

То, что сила тела есть лишь часть силы объединенных сознания и тела, можно легко продемонстрировать. Для этого я хотел бы, чтобы вы попробовали выполнить следующее упражнение с партнером.

Когда сознание и тело объединены в вашем центре, вы способны воспринимать конфликт с позиции и ментальной, и физической силы. Вы обнаружите, что когда ваше сознание сконцентрировано в центре, вы спокойны. Трудно стать огорченным или злым, когда сознание и тело объединены. Это упражнение позволяет участникам почувствовать, как увеличиваются сила (когда вы можете противостоять большему давлению со стороны партнера) и осознанность (когда вы уже способны оценить свою позицию с полной ясностью) в результате объединения сознания и тела.

Попробуйте выполнить еще одно упражнение, демонстрирующее увеличение возможностей при объединении сознания и тела.

Поскольку теперь сознание и тело работают как «сознание-тело», ваша сила намного больше, чем сила одного только тела.

Последнее упражнение для иллюстрации силы, сопровождающей объединение сознания и тела, — «несгибаемая рука».

Приведенные выше упражнения показывают, что культивирование объединения сознания и тела приводит к увеличению силы. Давайте более полно исследуем феномен «сознание-тело» как интегральный компонент всего нашего жизненного опыта. Весь интенциональный опыт можно разделить на три уровня в зависимости от степени осознанности единства сознания-тела.

Третья степень осознанности — это такая форма опыта, при которой имеется множество пересекающихся интенциональных мыслей, направленных на многочисленные объекты или идеи. Это наиболее сложная форма интенциональности. Любое направленное осознание единства сознания-тела проходит через мириады интенциональных фокусов, как, например, при сложной рефлексии и абстрактном мышлении.

При третьей степени осознанности опыт объединения сознания и тела скрыт различными объектами и идеями, управляющими вниманием субъекта. При второй степени осознанности единства сознания-тела только один специфический поток мыслей направлен на один особый объект или идею. Эта форма интенциональности — первичная. Осознание единства сознания-тела таким способом является вторичным по отношению к осознанию единичного фокуса внимания (например, атлет во время соревнований или музыкант во время выступления).

При второй степени осознанности опыт объединения сознания и тела начинает проявляться более ярко на фоне единичного фокуса переживания. Однако при первой степени осознанности единства сознания-тела вообще нет объекта для концентрации; следовательно, можно непосредственно наблюдать объединение сознания и тела. При таком способе переживания данного опыта нет интенций, направленных на какой-либо особый объект или идею. При этом единство сознания-тела проявляется как динамическая функция, объединяющая опыт в целом. Если мы способны к такой степени осознанности, мы способны воспринимать мир без мешающего влияния наших собственных желаний и предубеждений. Когда мы очистим свое понимание окружающего мира и межличностных отношений, мы сможем выбирать свои действия, опираясь на более беспристрастную интерпретацию. Таким образом, культивирование объединения сознания и тела позволяет нам развивать наши силу и чувствительность. Если наши рассуждения верны, мы можем спросить: «Откуда же взялось представление о разделенности сознания и тела, и как это неправильное представление проникло в нашу культуру?» Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны рассмотреть влияние философии Платона и Декарта на историю западной интеллектуальной мысли.

Философы, развивавшие концепцию дуализма сознания и тела, и их влияние на западную философскую традицию. Краткий обзор

Платон считал, что сознание и тело — отдельные сущности. Он полагал, что любое знание, полученное через органы чувств, не может вызывать доверия и на поверку оказывается ложным. Высшая форма знания, по Платону, — абстрактное интеллектуальное знание. Согласно Платону, сознание (греч. психе — единственный носитель знания) и душа идентичны. Физический мир, в том числе и тело, интерпретируется как препятствие, мешающее личности достичь настоящего понимания. Генри Телоу характеризует представления Платона об истинных объектах знания (Идеях) в своей работе The Development of Plato’s Metaphysics:

Отдельные Идеи — это вневременные, внепространственные парадигмы, и они онтологически предшествуют своей конкретизации; итак, Идея может быть неконкретизированной, но никакая конкретизация этой Идеи не может существовать вне ее. [17]

Физические «конкретизации» Идей образуют мир Вещей. Этот мир — единственное, что мы постигаем с помощью чувств. Однако он в значительной степени уступает оригиналу и поэтому, по Платону, мир Идей более правильный и разумный. Мир Идей, будучи вневременным и внепространственным, существует вне сферы наших чувств. Наши знания о нем абсолютно рациональны. В философии Платона Идеи составляют Истину, тогда как все, что существует в мире Вещей, — только видимость, или копия, истины. Поэтому знание мира Идей — единственное истинное знание. Любые формы чувственного знания проигрывают в сравнении с этим величайшим Знанием. Так началась сохраняющаяся до наших дней традиция противопоставлять умственные способности физическим и ставить их выше последних. Наше понимание окружающего мира разделилось на телесные аспекты (мир Вещей) и умственные (мир Идей). Все благородное и прекрасное связывали с умом, между тем как все, что относили к физическому телу, было принижено. Мы начали бороться за превосходство первого и отрицать последнее — противоречивая установка, которая до сих пор продолжает сдерживать нашу деятельность.

Как и величайшие мыслители античности, Рене Декарт, отец новой философии, придерживался теории о разделении ума и тела. Он верил, что разум и тело — две различные сущности. Ричард Шахт разъясняет позицию Декарта следующим образом:

Декарт, в отличие от других философов, не ставит задачу принизить роль разума по отношению к телу или наоборот. Он утверждает, что мы на самом деле обладаем и тем и другим, но в конечном итоге это не только не одно и то же, а даже диаметрально противоположные вещи, которые сосуществуют в глубокой связи. Такая позиция — которая может быть или не быть частью общепринятого мировоззрения, но непременно является частью христианского мировоззрения — обычно называется дуализмом. И Декарт идет еще дальше, заявляя, что такая связь не есть сотрудничество равных сущностей, ибо притом, что он настаивает на реальности тела и его отделенности от разума, он в то же время говорит, что тело — это «лишь то, что у меня есть», тогда как разум или душа — это «то, что Я есть». И, наконец, он утверждает, что «Я», которое существует посредством «мыслей», по существу есть разум и только разум, он отделен и отличен от тела и (еще один пункт, созвучный традиционным христианским воззрениям) способен существовать независимо от него. [18]

Декарт, как и Платон, разделяет опыт на умственный (духовный) и физический (телесный). Такая склонность разделять, детализировать и классифицировать легла в основу картезианского метода анализа. Приступая к решению какой-либо проблемы, мы начинаем разделять и анализировать в соответствии с особенностями составляющих частей этой проблемы. Декарт был убежден, что через редукционизм и скептицизм проявляется система фактов. Такой картезианский подход прямо противоположен принципу сознания-тела, согласно которому наиболее эффективно именно объединение, а не разделение, сознания и тела.

Теперь, имея этот краткий базис, давайте попробуем разобраться, каким образом обычай разделять сознание и тело затрагивает нас сегодня. Принцип Идей Платона и картезианский метод анализа безраздельно властвуют в современной системе образования. С детских лет мы учимся относить знания к четким отдельным категориям. Например, наше знание языка и литературы какого-либо народа отделено от нашего знания географических и климатических условий, в которых живет этот народ. Чтобы узнать, каким образом появление «тяжелой» или пессимистической литературы в некоторых странах может быть связано, например, с суровыми климатическими и географическими условиями, мы обращаемся к изолированной информации, соответствующей «специфике конкретных дисциплин», — тех, которые всегда опираются на платонову и картезианскую традиции [19]. Аксиоматическая структура образования в таких обществах отрицает дуалистическую связь сознания и тела. Поддерживая «разделение» информации (вместо того, чтобы представить информацию путем отражения взаимодействий между ментальными, физическими и относящимися к окружающей среде аспектами опыта), наша система образования не позволяет феномену «сознание-тело» влиять на культурное и общественное развитие.

Более важно, что такое разделение не позволяет использовать отношения сознания и тела в процессе самопознания личности. Учась интерпретировать опыт и материал путем классификации информации по искусственным категориям, оторванным от ежедневного опыта, индивидуум научается (через привычку) понимать свое «Я» не в холистическом смысле, согласующимся с его жизненным опытом, а неверным способом, выдумывая предлог для искусственных различий. Результатом этого становится либо самообман, либо отказ от понимания себя как единого «сознания-тела». Обычно разделение физических и умственных параметров опыта ведет к конфронтационному способу мышления, при котором одна мысль, как правило, запросто накладывается на другую, противоположную. Соответственно, мы обычно не пытаемся изучить, как различные объекты, идеи или системы убеждений могут действовать вместе и дополнять друг друга. Вместо этого мы придерживаемся системы, которая превозносит умение разделять идеи на составляющие их части. Это, конечно, не хитрость, но односторонний подход, который приучает к крайностям. Люди обычно считают, что развивают умственные способности, изучая некоторые предметы в определенном месте (например, занимаясь в библиотеке), тогда как развивать тело можно только в гимнастическом зале. Любой отличный преподаватель или спортсмен понимает важность развития в единстве и тела и ума для истинного совершенства.

Педагогам-методистам и специалистам по развитию нужно разрабатывать программы, работающие в русле объединения сознания и тела. (Очень часто такие программы оказываются доступными только профессиональным спортсменам или членам правления корпораций.) Соответственно ученики смогут научиться думать о своих сознании и теле как о силах, которые работают вместе, а не сущностях, которые надо разделить, чтобы тренировать их. Человека, у которого сознание и тело не объединены, легко сбить с толку и разозлить. Развитие опыта объединения сознания и тела позволяет индивидууму увеличить способность к концентрации, особенно в критические для его развития годы.

Проявление и максимизация наших возможностей через близость (мицу) и объединение сознания и тела (синсин тойцу)

В последние годы Т. П. Касулис, американский исследователь японской философии, делает акцент на важности японской концепции близости для понимания главных идей уникального способа мышления японцев. Этот акцент согласуется с темами, которые я затрагивал. Концепция мицу (близости) особенно полезна при описании характеристик личностного роста и развития в Японии. Выше мы отмечали экоцентризм синто как важную японскую черту, поскольку такое мировоззрение (противоположное теоцентрическому, эгоцентрическому или гомоцентрическому) предполагает развитие способности понимать и чувствовать природу. Мы можем расширить концепцию развития нашей способности понимать и чувствовать, когда рассмотрим межличностное развитие.

В этом контексте слово «развитие» приобретает особое значение, так как следует различать «практику» (яп. кэйко) и форму развития, которая в Японии предполагает обязательство практиковаться 24 часа в сутки (яп. сюгё). Истинный дух Синсин Тойцу Айкидо, например, состоит в развитии способности чувствовать и понимать других. Такое развитие в конечном итоге означает стремление стать близким (яп. мицу) всему, что существует в мире. Мастер Тохэй называл это «баню айго» (любить все сущее); это значит, что мы должны любить природу и всех людей, культивируя близость с ними. Но как научиться чувствовать, понимать других и быть ближе к ним? Ответ лежит в объединении сознания и тела. Когда мы достигаем состояния объединения сознания и тела, наша чувствительность возрастает (до первой степени осознания единства сознания-тела), так что наша личность развивается в правильном направлении.

Внешне Синсин Тойцу Айкидо может выглядеть как развитие чувствительности и понимания по отношению к атакующему с целью нанести ему (или ей) поражение, но настоящий дух этого искусства совсем другой. Боевые аспекты тренировки являются тем оселком, на котором оттачиваются (сюгё) навыки межличностного понимания и сенситивности для каждодневной жизни. Такой способ мышления базируется на установке по отношению к этическим принципам, которые не рассматривают определенные действия, предписания или категорические приказы как основу для развития личности. Инъюнктивные, основанные на правах системы этики подчеркивают неприкосновенность любых неотъемлемых прав личности. Однако в Японии личностное развитие намного ближе к аристотелевской модели этики. По Аристотелю, греческое слово «этос» означает «характер», следовательно, этика — это развитие личности, и она не связана с обучением делать или не делать что-либо. Развивая чувствительность с целью сближения с другими людьми, человек учится бескорыстности и «обезличиванию», то есть он учится жертвовать своими личными интересами ради интересов других. Этот принцип — то же самое, что «золотое правило» в христианстве и «серебряное правило» в конфуцианской традиции. Мастер Тохэй учит: способность ставить себя на место другого — важное и основное правило Айкидо. Поэтому Айкидо — это развитие личности (греч. этос) путем совершенствования (сюгё) отношений близости (мицу) с другими людьми и природой.

Согласно этой традиции, нет необходимости изучать, какие права являются неотъемлемыми и какие предписания никогда не должны нарушаться. «Золотое правило» гласит: «Поступайте с другими так же, как вы хотели бы, чтобы поступали с вами» [20]. Чтобы понять это правило, человек должен быть по-настоящему близок другому человеку, настолько близок, чтобы воспринимать этого человека как себя самого. Если личность развивается в русле объединения сознания и тела (яп. синсин тойцу), соблюдение всех инъюнктивных правил и предписаний происходит естественно (яп. сизэн-ни). В сущности, эмпирическая причина таких правил и предписаний даже в инъюнктивных системах этики базируется на альтруистическом способе мышления и деятельности. Значение правил шлифуется в опыте межличностной близости; чтобы понять, почему в отношении других следует действовать определенным образом, непременно надо уметь смотреть на мир глазами другого человека. Обучение пониманию и уважению других лежит в основе разработанных Мастером Тохэем пяти принципов Синсин Тойцу Айкидо. Эти принципы следующие:

• 1) расширяйте Ки;
• 2) уважайте сознание своего партнера;
• 3) уважайте намерения своего партнера;
• 4) поставьте себя на место партнера;
• 5) действуйте уверенно.

Первый принцип наиболее важен, потому что расширение Ки (яп. Ки-о дасу) означает, что вы должны в первую очередь научиться расширяться, чтобы быть чувствительным и осознавать окружающее. Давайте коротко рассмотрим значение Ки в ай-ки-до.

Айкидо означает путь единения с Ки. Ки можно описать как базовый элемент Вселенной. Все во Вселенной происходит из Вселенского Ки и в то же время все состоит из Ки. Ки — это жизненная сила, или жизненная энергия всего сущего. Мастер айкидо Коичи Тохэй следующим образом описывает Синсин Тойцу Айкидо и развитие сознания-тела:

Айкидо учит корректным принципам победы, то есть чтобы победить кого-то другого, сначала надо победить себя. Если мы освоили верные принципы и смогли победить себя, другие люди последуют за нами. Наша цель — самосовершенствоваться, полностью выполнить задачу, поставленную нам свыше, и стать чем-то бо́льшим, чем просто победитель в конфликтах с другими. Мы посвящаем себя распространению Айкидо не только ради пропаганды техник самозащиты. Наша цель — выполнить свою миссию и привлечь человека (пускай даже одного) в ряды тех, кто стремится способствовать универсальному творческому прогрессу. [21]

Мастер Тохэй разработал четыре универсальных принципа Синсин Тойцу Айкидо. Все они описывают одно и то же состояние объединения сознания и тела, поэтому если соблюдается один принцип, соблюдаются остальные. И наоборот, если хотя бы один принцип не соблюден, остальные тоже потеряны. Вот эти принципы.

1. Удерживайте Одну точку. Этот принцип относится к точке в нижней части живота, или центру тела, описанной в представленных выше упражнениях. Одна точка — это не только физиологический центр нашего тела, она также может рассматриваться как точка, из которой мы расширяем Ки. Если мы можем поддерживать состояние объединения сознания и тела путем концентрации на Одной точке, то способны встретить неприятности спокойно и эффективно. Это состояние иногда называют «быть центрированным».

2. Полностью расслабьтесь. Наибольшая сила развивается в том случае, когда мы физически расслаблены и наши тело и сознание объединены. Вышеупомянутые упражнения иллюстрируют, что Ки течет через тело наиболее эффективно именно тогда, когда мы спокойны и расслаблены.

3. Удерживайте вес внизу. Вес тела, как и любого физического объекта, естественным образом сосредоточен в нижней части. Когда мы спокойны и расслаблены, вес рук и ног тоже естественно располагается внизу. Если мы взволнованы и потеряли равновесие, вес мгновенно перемещается вверх, что подтверждается напряжением мышц лица и плечевого пояса. Но если мы удерживаем Одну точку и полностью расслаблены, вес будет натуральным образом стремиться вниз.

4. Расширяйте Ки. Коретоси Маруяма, главный инструктор Международного общества Ки, объясняет этот принцип следующим образом: «Когда используют воображение, чтобы заставить ментальную энергию течь вовне (как в примере с “несгибаемой” рукой), это называется расширением Ки». Далее он продолжает:

Сознание движет телом. Простая мысль может вызвать огромную силу. Когда человек понимает это, он должен изменить основу тренировки. Он должен сменить негативные мысли позитивными. [22]

Как следует из утверждения сэнсэя Маруямы, Ки может быть как позитивной, так и негативной. Человек должен выбрать, какое из них он будет порождать и использовать. Айкидо учит нас вырабатывать позитивное отношение и позитивную Ки и напоминает о той огромной силе и возможностях, которые мы получаем с нашей способностью выбирать. Мы постоянно обмениваемся Ки с Вселенской Ки, поэтому если мы «испускаем» позитивную Ки, то обретаем силу очистить и улучшить мир вокруг нас. Если мы поглощаем и выделяем негативную Ки, то загрязняем и ухудшаем окружающий мир. Каждый свободен выбирать, какую Ки порождать — позитивную или негативную. Ничего не делать — это, по сути, тоже выбор. Поэтому в известном смысле каждый человек несет ответственность за мир, в котором живет. В любой ситуации любой человек имеет возможность заботиться о своей жизни и брать на себя ответственность за способ, который он выбирает для отношений с другими людьми. Качество нашей жизни и ежедневной деятельности — это в конечном счете наша ответственность. К счастью, развивая объединение сознания и тела путем расширения Ки, мы получаем огромный запас энергии, позволяющий нам справиться с этой ответственностью. Каждый может научить этим развивающим принципам других, чтобы они могли увеличить свой потенциал, и тем самым расширить круг близких по духу людей, которые стремятся к личностному развитию и увеличению собственной эффективности.

Дело жизни Мастера Тохэя — применение принципов развития Ки в качестве методики личностного роста. Уилл Рид и я подготовили авторизованную биографию Мастера Тохэя, чтобы поделиться его взглядами на связь между боевым искусством и развитием личности. Учитель Мастера Тохэя Морихэй Уэсиба сказал, что истинный дух боевого искусства — это любовь. Поэтому не было неожиданностью, что в своем интервью осенью 1988 года Мастер Тохэй не хотел заострять внимание на боевых аспектах айкидо. Вместо этого он делал акцент на личностном росте, развитии Ки и разрешении конфликтов во всем мире. Пробел в образовании, вызванный отсутствием осознания и развития единства сознания и тела, в конце концов привел к появлению мира людей, которые предпочитают дружелюбию конфликт единственно потому, что потеряли понимание своей изначальной природы. У многих людей, чьи ценности и способ мышления находятся под жестким влиянием идеи разделения сознания и тела (главным образом через привычки и социальные ожидания), искусственные разграничения входят в привычку и становятся обыденными, что способствует возникновению межличностных конфликтов.

В заключение можно добавить, что в Соединенных Штатах сегодня становится все больше школ и коммерческих организаций, которые начинают включать принципы объединения сознания и тела в свои учебные планы и тренинговые программы. Международное общество Ки требует от учеников сначала развивать Ки и только потом выполнять техники айкидо. По всей стране существуют тренировочные центры Общества Ки, в которых педагогов и бизнесменов привлекают к сецудо, то есть стимулируют обучать других применению принципов объединения сознания и тела дома и на работе. Консалтинговые компании также имеют успешный опыт применения этих принципов для увеличения производительности путем сплочения коллектива, разрешения конфликтов и обучения использованию позитивной Ки с целью «изящного» руководства другими [23]. Короче говоря, принципы единства, экоцентризма и объединения сознания и тела предлагают единый способ мышления и действия, который увеличивает осознание и способствует личностному росту. Эти принципы может использовать каждый, независимо от темперамента, религиозных убеждений или гражданства.